Мишель де Граммон, урожденный парижанин, кажется, был сыном одного из офицеров гвардии Людовика XIII. В четырнадцать лет, возмущенный некоторым обстоятельством, задевающим честь его сестры, он убил на дуэли офицера. Это случилось в самый разгар кампании по запрещению дуэлей; если мальчик будет замешан в таком неприглядном деле, то… В общем, ему было необходимо незаметно скрыться, и его определили юнгой на корабль, отплывающий к далеким заманчивым берегам Антильских островов. Сын офицера, он быстро завоевывал чины и в двадцать один год уже командовал королевским фрегатом, вооруженным для морских набегов с острова Мартиника. Великолепная добыча принесла Граммону (при его доле в 20%) сущую «безделицу» в 80 000 ливров! В те времена это была огромная сумма и, казалось, его будущее отныне обеспечено. Однако ему удалось растратить практически все деньги почти за восемь дней на пирушки и на азартные игры. Такое мотовство и сопутствующие ему дикие разгулы показались властям мало соответствующими погонам королевского офицера. Разразился скандал. Граммон не заставил себя долго просить: он вышел в отставку, полагая, что выгоднее будет продолжить совершенствование в своей профессии на борту собственного корабля. Поскольку денег на покупку и экипировку нового корабля у него не хватало, он поставил на игру все, что у него еще оставалось. По одним свидетельствам это были карты, по другим – кости. Как бы там ни было, он выиграл, и выиграл крупно. Настолько крупно, что на эти деньги купил и снарядил на Тортуге огромный пятидесятипушечный корабль!

Стоит сказать пару слов о натуре де Граммона. Хотя Граммон был по своему рождению дворянином, но школа юнги – это не колледж в Клермоне. Он обладал вульгарными манерами, простецким неряшливым видом и частенько позволял себе грязно выражаться. Маленького роста, смуглый, черноволосый, с живым взглядом, он походил на испанцев, с которыми собирался воевать. Обожаемый своими людьми, он умел, тем не менее, заставить их подчиняться его приказам «без роптаний и колебаний». Любя больше удовольствия и деньги, чем славу, он был почти единственным среди известных флибустьеров «распутником», то есть безбожником, заявляющим, что пусть ему покажут ангелов и демонов, иначе он не поверит в их существование; такие взгляды в тот период истории способствовали его изгнанию из королевского морского флота намного больше, чем даже его дебоши. Следует сказать, что хотя в те годы большинство из пиратов уже не были гугенотами, но все они сохраняли внешнюю набожность. Отец Лабэ описывает исполнение длинной мессы в честь выполнения обета флибустьеров, заказанной господином Пинелем. Он пишет: «В пятницу мы были заняты все утро исповеданием флибустьеров. Молитва пресвятой Богоматери была спета со всей возможной торжественностью. Я освятил три больших хлеба, принесенных капитаном в сопровождении своих офицеров, под бой барабанов и звуки труб. Корвет и два захваченных корабля, стоявших на якоре вблизи церкви, произвели залпы из всех своих орудий при завершении святого таинства, при благословении и в конце концов запели Te Deum, исполненной после мессы. Каждый офицер зажег восковую свечу и принес в дар церкви монету в тридцать солей или один экю. Те, кто причастились, сделали то же самое со смирением и набожностью.» Де Граммона прозвали «генерал»: в то время этот титул применялся к главе эскадры, так же как к главе армии, и обычно обозначал командующего флотилией, а именно такую должность занимал Граммон, стоя во главе своих флибустьеров. Сам он не претендовал на высшие офицерские погоны ни в армии, ни в королевском флоте и не делал на них ставку.

План прохода пиратов Граммона к Маракайбо, Гибралтару и Торилья. В начале своей самостоятельной деятельности «генерал» отличился взятием (в который уже раз?) многострадальных городов Маракайбо и Гибралтар, к которым он еще добавил их соседа, город Торилья. Эти события происходили в 1678 году, до подписания нимвегенского мира оставалось еще два года, а потому у Граммона был французский каперский патент, выданный господином де Пуанси. В 1680 году Граммон атаковал берег Терра Фирме (Венесуэла), выбрав для начала южный берег острова Маргарита. А несколько месяцев спустя, 15 сентября 1678 года в Нимвегене был ратифицирован мирный договор. Мог ли господин де Пуанси далее покрывать Граммона? Нет, конечно. Тем не менее, он продолжил свое покровительство с помощью уловки, которая ясно показывает молчаливое согласие между губернатором и флибустьерами в предвестии подписания мира, его желание всячески противостоять приказам из Версаля: каперские патенты подписывались на короткое время, например, на одну экспедицию, прямо как современные разрешения на навигацию. При подготовке очередной экспедиции такой патент уже был выдан Граммону, когда господин де Пуанси получил из Франции извещение, что подписание мирного договора состоялось. Отнять официальную бумагу у генерала? Это потребовало бы применения власти, что могло привести к конфликту. Задержать отправку кораблей под предлогом нехватки пороха? Но не было уверенности, что Граммон не отправится за порохом на Ямайку. В результате сложились такие отношения между флибустьером и губернатором, при которых последний позволял Граммону производить морские набеги, но имел свои десять процентов от захваченной добычи у новообретенных испанских «друзей», и, что самое удивительное, часть этих средств предназначалась королевскому дому!

План прохода пиратов Граммона к Кампече

В 1685 году Граммон захотел подготовить новую экспедицию, на этот раз в Кампече. Новый губернатор Тортуги господин де Кюсси, назначенный после смерти де Пуанси, как раз прибыл из Франции с жесткими инструкциями: остановить деятельность флибустьеров, которая в мирное время рассматривается не как свободная добыча в пользу воюющей страны, а как разбой; завербовать тех флибустьеров, которые не захотят «осесть на земле», в королевский флот, задача которого свелась к роли наблюдателя и гарнизона. Однако у флибустьеров были доводы в свою защиту: испанцы продолжали по-прежнему считать французов и буканьеров с острова Санто-Доминго своими врагами. Де Граммон отправился сначала на остров Васкес (в пиратских источниках он часто фигурирует под названием Коровьего острова), расположенный у самой западной точки Санто-Доминго, где он должен был встретиться с другими пиратскими капитанами для совместных действий. Отсюда он полагал направить посланцев с просьбой о выдаче патентов, когда увидел господина де Кюсси, самого спешащего причалить к острову. Он опередил флибустьера, чтобы по приказу короля помешать любому выходу в море, на что Граммон заметил ему, что Его величество не могло знать об их намерениях, ибо наибольшая часть их флота еще об этом не знает. А посему совершенно невозможно, чтобы Его величество дало знать господину де Кюсси о своем мнении на этот счет. Что касается жестокостей, которые они, пираты, якобы применяют по отношению к испанцам, то де Граммон заверил губернатора, что их не будет вовсе: пираты, дескать, постараются так тщательно хранить в секрете свои планы о внезапном нападении на город, что не прозвучит ни одного выстрела и жители не успеют даже заметить, что их ограбили, и тем более не успеют вызвать подмогу. Как говорится, с овцы состригут шерсть, не сдирая шкуры, и она не успеет издать даже слабого блеяния! Господин де Кюсси вышел из себя, заявив, что сейчас не время для шуток. Губернатор призвал Граммона отказаться от своей затеи, а он тем временем попросит у Двора выгодные должности для каждого флибустьера исходя из его заслуг и умения. Граммон сделал вид, что согласен на это предложение, но он должен, следуя обычаю, узнать мнение своих товарищей, которых к тому времени уже набралось 1200 человек. Можно только представить, какой в ответ ему поднялся гвалт, прерываемый всевозможной бранью и криками! Наконец один из «братьев» сумел перекричать других и высказал общее мнение, что уже слишком многое сделано, чтобы теперь все бросить. А если губернатор не желает давать им патенты, разрешающие нападать на испанцев, то они обойдутся и без них, так как воспользуются разрешением, какое у них есть для охоты и рыбной ловли. Эти слова, загадочные для нас, но имевшие абсолютно точное значение для жителей островов, обезоружили господина де Кюсси и давали шанс флибустьерам. Согласно этим патентам, всякий имел право охотиться и ловить рыбу вблизи от колоний. Уловка состояла в том, что, несмотря на рыболовные патенты, испанцы наверняка сами атакуют этих «мирных рыбаков». Ну, а что произойдет дальше, можно будет назвать законной самозащитой. Господин де Кюсси вынужден был отплыть ни с чем, сопровождая свой отъезд пустыми угрозами типа «использования силы, чтобы заставить вас выполнять свой долг перед королем», которые были достаточно смешны: флибустьеров насчитывалось 1200 человек, а корабль губернатора имел на борту несколько сотен бойцов, которые вряд ли могли бы победить пиратов в «честном бою».

План экспедиции к Веракрус

Объединение флибустьеров для экспедиции к Веракрус включало в себя помимо Граммона, голландского пирата Ван Доорна, а также Лоренса де Граффа, Годфруа, Жонке и некоторых других, командующих шестью менее значительными кораблями. Как уже говорилось, пиратская эскадра насчитывала 1200 человек. Это было значительное количество для объединения флибустьеров. С другой стороны, они замахнулись на самые сильные позиции испанцев, на центральный «редут» защитных укреплений Мексиканского залива с гарнизоном в 3000 солдат, который еще мог быть усилен за несколько дней подкреплением от 15 000 до 16 000 человек, не считая 600 защитников цитадели Сен-Жан де Улуа, вооруженной 60 пушками и держащей оборону города и порта! Это было, пишет автор «Истории Америки» (1770), «такое же безрассудно смелое предприятие, как если бы 1200 басков, сидя в десяти утлых лодках, осмелились бы атаковать Бордо». Однако, именно это попытались сделать флибустьеры и, вопреки всякой логике, добились успеха! Они высадились ночью в нескольких километрах от города, к которому подошли уже на заре. И тогда было реализовано предсказание Граммона, которое он высказал по поводу предстоящей операции в Кампече: напуганные до полусмерти защитники города открыли ворота без малейшего сопротивления! Вот это и называется воля случая.

План крепости Веракрус

Флибустьеры растеклись по улицам в мгновение ока, заняли все укрепления, перекрыв жителям все дороги к бегству из города, затем заперли знатных горожан в соборе. Окружив здание бочками с порохом, они объявили, что взорвут его, если им не выплатят выкуп в размере двух миллионов пиастров. Один миллион им принесли сразу. Остальная сумма должна была быть собрана за три дня. Все эти три дня банда флибустьеров методично грабила город. Второй миллион, – а точнее третий или четвертый (так как грабеж принес колоссальную прибыль) – еще не был собран, когда дозорные возвестили о появлении в море испанской флотилии из семнадцати кораблей, а со стороны берега – облака пыли, что означало приближение к городу большого отряда испанской регулярной пехоты. Тревога поднялась с первыми лучами солнца. К счастью, основная добыча и 1500 рабов были уже погружены на четыре самых больших корабля. Пираты со всех ног бросились к своим кораблям, таща на себе последнее, что удалось украсть, и толкая перед собой пленников и заложников. Спешное отступление (если не бегство) пиратов из Веракруса произошел без какого-либо значительного военного инцидента, что можно считать просто чудом. И когда прибыл в город вооруженный отряд испанцев и достиг порта испанский флот, грабители в полном составе были уже далеко и возвращались домой на свою базу с победой, притом на кораблях, оседающих под тяжестью сокровищ.

Захват пиратами Веракрус.

Но случилось так, что пиратская флотилия попала в полосу мертвого штиля. Дни проходили за днями, ветра не было, а на судах провиант стал заканчиваться. Урезали пайки, но огромное стадо пиратов все равно приближалась к страшному концу. И, как знать, быть может мир освободился бы от тысячи висельников и душегубов одним махом, но тут вновь вмешался его Величество случай, когда течение чудесным образом пригнало буквально им в руки галеон с мукой, который при такой погоде они никак не смогли бы догнать. Вот как рисует Эксквемелин картину загулов вернувшихся с победой на Ямайку флибустьеров: «Когда они прибыли на Ямайку, одежда их была рваная и грязная, лица худые и бледные. Но никто не замечал беспорядка их внешнего вида, все смотрели только на сокровища, которые они несли. Все с восхищением и удивлением глазели, как одни из них тащили большие мешки с серебром на своих плечах и головах, другие несли в руках все, что только человек может унести. Каждый радовался их приезду и принимал участие в общем веселье согласно своей профессии и таланту, ожидая возможности поживиться и поделить добычу флибустьеров между собой, особенно это касалось торговцев и хозяев кабаков, женщин и игроков. Сначала победители отправились в кабаре, где все было к их услугам: из запасников доставалась любая еда и вино, которые они хотели съесть и выпить для поправки своего расшатанного здоровья, но довольно быстро они восстановили свои силы и перешли от необходимого рациона к излишествам. На столах появились только изысканные блюда и отменное вино. Обилие съеденного и выпитого ударило им в голову: они подбрасывали вверх стаканы, переворачивали горшки и блюда; на столах и под ногами валялись осколки стаканов, смешанные с остатками еды и пролитым вином; пир превращался в отвратительную оргию, в результате которой за ущерб приходилось платить больше, чем за удовольствие. Некоторые, утомленные такой жизнью, шли к торговцам, выбирали красивые ткани и шили себе изумительные одежды. В таком виде они предстали перед дамами, затем засели за игру и в скором времени спустили все, что имели. Тогда они отбыли с Ямайки в таком же виде, как и прибыли сюда накануне, практически без денег, такие же утомленные и побитые в результате загулов, как ранее от голода и трудностей скитания по морям.

Когда спрашиваешь у флибустьеров, какое удовольствие они получают, спуская так бездумно все свое богатство, добытое с таким трудом, они простодушно отвечают: «Мы ежеминутно подвергаемся бесчисленным опасностям, поэтому наша судьба не похожа на судьбы простых людей. Сегодня мы живы, а завтра можем умереть, зачем нам копить богатства и заводить хозяйство? Мы живем только сегодняшним днем и не думаем о завтрашнем. Наша единственная забота – жить в удовольствие, а не отказывать себе во всем ради непонятного будущего». К тому времени политическая обстановка кардинально изменилась: Версаль настойчиво потребовал уважения к его испанскому «другу», даже если последний сам не менял своей позиции на островах «Новой Индии». Господин де Кюсси стремился исполнить приказы короля как можно лучше. Он сам предстал перед Граммоном, чтобы попытаться его остановить. Но губернатор вынужден был прикрывать свою неудачу в этих переговорах, бросая в лицо строптивым флибустьерам страшные, но невыполнимые угрозы. Вскоре появилось новое существенное обстоятельство: корсарская деятельность на «Индийских островах» была запрещена. Между тем в 1685 году Граммон вместе с Лоренсом де Граффом вновь выступил против испанцев без французских патентов, заручившись португальскими.

Их эскадра насчитывала один большой пятидесятипушечный корабль де Граммона, три корабля поменьше, двадцать две лодки и 1100 человек. Высадка на берегу Кампече прошла гладко. Но на этот раз предсказание Граммона, которое он высказал непосредственно перед данной экспедицией, не сбылось: завязался беспощадный бой. Жители города возвели баррикады на всех перекрестках. Однако город был взят после того, как 800 неприятельских солдат обратились в беспорядочное бегство. Добыча оказалась значительно меньше, чем в Веракрусе, и Граммон послал несколько отрядов флибустьеров прочесать окрестности с целью ее пополнения. Один из отрядов попал в засаду. Чтобы освободить своих людей, Граммон предложил губернатору провинции обмен: коррехидор и офицеры городского совета против пленных флибустьеров. В случае отказа Кампече будет сожжен. На это «честное предложение», более сообразное военному времени (не забывайте, что уже подписан мир!), губернатор ответил, что у него нет недостатка в деньгах, чтобы восстановить город после разрушений, а также в людях, чтобы его потом заселить, и что он не будет ничего обсуждать с бандитами. Гордый ответ, но только не с точки зрения заложников и состоятельных жителей города. Граммон, в свою очередь, велел передать, что поджигает город, и в присутствии посланника губернатора приказал отрубить головы пяти знатным горожанам. Посланник, стремясь защитить свою голову, обязался добиться обмена пленными. И обмен состоялся. Перед тем как уйти из города, пираты захотели отпраздновать день Святого Людовика. Они разожгли костер из ценного «кампешевого» (т.е. сандалового) дерева, и в огне сгорело этих «дров» на кругленькую сумму в 200 000 экю. По возвращении Граммон и де Графф вновь разделились ипосле некоторого времени воссоединились вновь! К тому моменту де Графф умудрился потерять свой самый лучший корабль вместе с добычей, зато приобрести несколько боевых ран. Граммон напротив, сумел сохранить свой богатый груз, а кроме того, «кавалер де Граммон» был назначен королевской грамотой от 30 сентября 1686 года лейтенантом короля в южной части острова Санто-Доминго. Но пренебрегая всем этим, он отправился в свою последнюю экспедицию с Лоренсом де Граффом где и погиб в море в одном из боев.